Швец Л.Г.
Аннотация. Статья посвящена аналитике направлений экспериментальной фольклористики. В исследовании актуализирована идея восхождения к фольклорным архетипам как поиску собственной аутентичности, лежащей не только в снятом виде в глубинах личности, но и в коллективно-общинном начале, которое всегда было яркой особенностью русского и дружественных с ним народов.
Ключевые слова: фольклорные формы и традиции, фольклор, экспериментальная фольклористика.
Под архетипическими образами понимаются наиболее древние образы, языковые формы, связанные с зарождением и развитием того или иного народа [1].
Первоначально магические и мифопоэтические формы несли в себе функции социальной памяти, знания о предках и наиболее значимых событиях в жизни народа. В них кодировался жизненный повседневный опыт, ремесленные и краеведческие знания, календарные и погодные приметы, особенности организации семейного и общественного уклада, художественно-эстетические приемы и навыки.
Это дописьменная эпоха, хотя уже и знающая способы художественно-образной и языковой символизации. Фольклор выступил одной из основных форм накопления опыта и способом его передачи в традиционную эпоху, когда уже появился и письменный язык.
Лишь с появлением общества индустриального и инноваций как основной интенции его последующего социального развития, значимость фольклора стала уменьшаться и утрачиваться.
В наше время фольклорные формы и традиции выступают как раритет, механизм этнической идентификации и сохранения самости социально-этнических групп.
Можно сказать, что процессы модернизации, глобализации, информатизации, сервисизации, способствующие утверждению новых культурных универсалий, в то же время быстро разрушают фольклорно-художественные формы и национальные языки, обособленные формы национально-этнического сознания и деятельности.
В последние десятилетия наметились тенденции своеобразного фольклорного Ренессанса, который противостоит масштабным процессам глобальной технизации, стандартизации, сервисизации.
Фольклор в наше время – это механизм духовного очищения и приобщения к первичным, непосредственным формам народного существования, сохранения и развития личностного и этнического своеобразия. К тому же, как оказалось ему нет эффективной замены в период первичной социализации ребенка до 5-6 лет.
В этом плане особый интерес представляет не только реконструкция фольклорных традиций, но и их наполнение новым содержанием. Это может быть и фольклорная стилизация, но возможны и более содержательные подходы, основанные на реконструкции механизмов производства фольклора и фольклорного творчества, основанные на совместном коллективном действии.
Методологически важной стороной реконструкции механизмов фольклорных практик выступает переход на новый его (реконструкции) этап.
Речь может идти о переходе от этапа собирания, описания образцов и источников, во-первых, – к изучению воспроизводства всего фольклоропроизводящего контекста: этно-географического и генетико-генеалогического, филологического и психологического; во-вторых, – к апробации различных эффективных форм, каналов фольклорного воздействия; в-третьих, – в поиске методов обучения и воспитания фольклорной культуре, культуре восприятия, воспроизведения фольклорных образцов, формирования мотивации на пользование этими образцами и фольклорной культуры в целом.
Во втором и третьем случае речь можно вести об экспериментальном этапе, а не только наблюдательно-собирательном. Назовем этот этап экспериментальной фольклористикой, поскольку в основе его – создание новых образцов, которые выступают в одном ряду с классическими фольклорными образцами, но учитывают и современный психологический и социальный контекст. Но, с другой стороны, в результате мы точно, адекватно можем устанавливать как механизмы формирования архетипического фольклора, так и сопряженной с ним субкультуры пользования и потребности в нем.
В связи с этим возникает вопрос об особенностях и направлениях фольклорного экспериментирования. Попробуем в начале вкратце их обозначить, а затем – проиллюстрировать.
Обозначая особенности, обратим прежде всего внимание на специфику фольклорного творчества и использования его продуктов.
На первый взгляд, для фольклорных практик характерна некая бессубъектность, неосознанность или стихийность в творческом процессе. Это как бы продукт некоторых систематических импровизаций, лучшие из которых закрепляются в фольклорных образцах и традициях. Это также некий как-бы конкурсный отбор лучших фольклорных образцов для коллективного пользования… Затем он закрепляется в коллективной памяти и передается из поколения в поколение.
Подобные практики еще недавно были распространены и на современном уровне в 30-е – 80-е гг., когда творчество поэтов, юмористов, композиторов, актеров отфильтровывалось и в виде наиболее эмоционально-воздействующих, словесно-метких, поведенчески-фактурных образцов воспроизводилось почти безымянно в душевных компаниях, на вечерах, посиделках и даже в ресторанах. Пусковым механизмом заказа и исполнения («паролем») служили первые слова, строки, музыкальные фразы и все подхватывали далее или мысленно приобщались.
На деле же – эта «бессубъектность» или ассоциируемое с ней «коллективное бессознательное», вполне субъектно и осознанно. Просто это коллективный субъект, характеризуемый во времени наличием эстафеты памяти, т.с. пролонгированная во времени субъектность (родовой субъект). При этом ей сопутствуют черты долговременной и кратковременной памяти и восприятия в широком временном формате.
Данные особенности трудно экспериментально воспроизвести, но, тем не менее, такие методики можно продумать. Прежде всего с помощью значительного уменьшения межпоколенческого «шага» (например, в детских, школьных кружках поколение – это смена состава каждые 2-3 года, в армейских коллективах – каждые 1-1,5 года) при сохранении преемственности фольклорных практик.
Второй аспект особенностей объекта фольклорного экспериментирования связан с отбором фольклорных «резонирующих» воздействий. Далеко не во всяких условиях эти факторы удается «запустить», т.с. спровоцировать отклик. Однако они явно существуют и отбор их идет, к примеру, по другой – не фольклорной линии, на TV в многочисленных ток-шоу, конкурсных шоу. Но цели здесь другие и жизнь такого продукта короткая. Но особенности объекта коллективного восприятия в реакции на «резонирующие» факторы психологически похожа.
Мы ведем поиск в этой области, опираясь на творчество донских поэтов, которые близки народной психологии и фольклорным мотивам и темам, а также композиторов и музыкантов (только один пример: «Ой, ты степь ковыльная»)/
О направлениях экспериментальной фольклористики.
Достаточно четко их можно выделить два: творческое и педагогическое. Творческое направлено на создание образцов фольклорной культуры и нащупывание факторов отклика на них и выявления индикаторов культуры восприятия.
Педагогическое – требует достаточно больших усилий и на уровне семьи (воспитание ребенка от рождения – до 5-6 лет, прежде всего) и институтов образования и воспитания. В России на сей счет, еще со времен СССР накоплен большой экспериментальный опыт, требующий и модернизации, и развития (к примеру, Центр М.П. Щетинина).
Подводя итоги краткого сообщения, подчеркнем еще раз идею восхождения к фольклорным архетипам как поиску собственной аутентичности, но лежащий не только в снятом виде в глубинах личности, но и в коллективно-общинном начале, которое всегда было яркой особенностью русского и дружественных с ним народов. Эти начала, их пробуждение и современное обрамление – столь же военный потенциал, как неизмеримые богатства нашей природы. И их освоение дает в итоге не меньший эффект, чем наша нефть, газ, металл, лес. Мы не только великая энергетическая и ядерная держава, но и духовная держава – цивилизация. Одна из немногих сохранившихся на планете.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Не обращаясь к анализу многочисленных источников, сошлюсь лишь на несколько из них, см.:
Путилов. Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 2003;
Михайлова. Л.И. Народная художественная культура: детерминанты, тенденции, закономерности социодинамики. М., 2006.
© Швец Л.Г. 2017.
Статья поступила в редакцию 15.10.2017.
Швец Лариса Георгиевна,
доктор политических наук, профессор,
Южно-российский институт управления РАГС (Ростов-на-Дону).