В двухтысячных годах термина «советский модернизм» еще не существовало. Им нечего было обозначать – не было такого культурного феномена. Просто стояли здания и разные архитектурные объекты, построенные в хрущевскую и брежневскую эпохи, ветшавшие, раздражавшие и никого особенно не интересовавшие. При этом – составляли они от восьмидесяти до ста процентов застройки большинства городов бывшего СССР.
В те годы в моде у исследователей, а за ними и у широкой общественности, интересующейся историей и искусством ХХ века, были авангард и, с рассуждениями про тоталитаризм, сталинский ампир. Дальше шла некая серая неизвестность, в представлении большинства унылая, как типовая пятиэтажка, и аморфная, как здание районного парткома. Негатива добавляла почерпнутая из краеведческих источников информация вроде «а ведь здесь стоял шедевр XVIII века», да снесли при «совке», а хорошего ничего так и не сделали.
Попытки отдельных смельчаков, вроде Андрея Павловича Гозака, ставшего куратором небольшой выставки по архитектуре советского модернизма в музее архитектуры им. А.В.Щусева в 2006 г., или Юрия Пальмина, создавшего прекрасную серию фотографий района Северное Чертаново в 2009 г., заинтересовать эту самую широкую общественность архитектурой времен Н.С.Хрущева и Л.И.Брежнева широкого отклика не встретили и большой славы не снискали.
Однако тренды и тенденции имеют свойство быстро меняться. Да и человеческая память сыграла свою обычную шутку, отсеяв со временем самое плохое, приукрасив хорошее, и отношение к «проклятому совку» постепенно трансформировалось в ностальгическое «какую страну потеряли». Обе крайности весьма поверхностны, однако такие перемены создали благоприятный климат для постепенного, но постоянного возрастания интереса к архитектуре советского модернизма.
Надо сказать, что и сам «советский модернизм», точнее, тот архитектурный стиль, который сегодня принято обозначать этим термином, в середине 1950-х годов, после хрущевской архитектурной перестройки, пришел в СССР в весьма значительной степени именно с Запада. Отчасти из Америки и Европы через ставшие в это время доступными и сразу популярными архитектурные журналы, вроде легендарного «Architecture d’Aujourd’hui», отчасти – через страны «соцблока», вроде Польши, Венгрии или Кубы, куда значительное число советских зодчих «оттепели» получили возможность поехать в командировку или даже в отпуск. Эстетика модернизма проникала в советскую архитектурную среду, трансформировалась, признавалась постепенно «своей, советской», но все же оставалась узнаваемой в своих основных чертах – недаром в западной литературе модернизм также именуется «интернациональным стилем». Исторически вышло так, что именно этот стиль стал последним по хронологии для распавшейся в 1991 г. советской империи.
Если в 1950-е годы модернизм как архитектурный стиль пришел в СССР из западных стран, то теперь в тех же самых дальних для нас краях зародился и проявился интерес к нему. А сегодня мода на его изучение, с небольшим опозданием, дошла и до нас.
Самой первой «ласточкой», сколь-либо значительным событием, побудившим любознательную общественность обратить свое прихотливое внимание на советскую архитектуру 1960-х – 1980-х годов, стала книга французского фотографа Фредерика Шубена
[1]. История этой книги достаточно известна – она появилась в большой степени по воле случая. Здесь еще нет имени – около ста объектов сфотографированы Шубеном в разных союзных республиках и остроумно названы «Космическими коммунистическими конструкциями» – но уже есть запечатленное явление. Отсутствие предвзято-негативного отношения в сочетании с талантом фотографа привело к возникновению яркого «вау-эффекта», после которого мысль о том, что «в этом что-то есть», стала почти всеобщей. Альбом, кстати, очень быстро стал бестселлером издательства.
Практически одновременно вышла книга, давшая наконец определение самому значительному количественно и хронологически стилю в истории советской архитектуры, существовавшему более полувека без имени, – «Советский модернизм» Феликса Новикова и Владимира Белоголовского
[2]. В отличие от Шубена, воспринявшего, в силу своей непогруженности в исторический контекст, архитектурные объекты 60-х – 80-х годов как чистые артефакты, и так их подавшего зачарованному зрителю, оба автора не просто близко знакомы с представленным ими материалом, но и глубоко в нем укоренены. Феликс Новиков – один из выдающихся советских архитекторов-модернистов (хотя тогда, когда эта архитектура делалась, никто себя так не называл, по его собственным воспоминаниям); Владимир Белоголовский – один из первых и самых известных на Западе исследователей в данной области. Но и эта «ласточка» прилетела к нам из-за океана – оба автора уже не один десяток лет живут в США, где книга и была написана.
За изданиями последовали выставки. Первая из них состоялась в ноябре 2011 года в Венском архитектурном центре и прошла под названием «Советский модернизм: неизвестные истории». История самой выставки, как и до этого история с книгой Шобена, также началась со случайности – с желания сделать экспозицию, посвященную архитектуре Армении, и с попавшей в руки директору центра Дитмару Стейнеру (Dietmar Steiner) книги о ее советском периоде.
Увиденные в этом издании неизвестные миру – но мирового уровня и класса – архитектурные шедевры подстегнули любопытство, вызвав закономерное желание узнать: а что же в других республиках? Случайно попавшая в руки книга стала катализатором для создания многолетнего проекта по изучению и каталогизации сохранившихся и утраченных шедевров советского модернизма четырнадцати союзных республик, за исключением, собственно, России (или РСФСР, в терминах описываемого времени).
Причины, которые побудили исключить РСФСР из проекта по изучению архитектуры советского модернизма, так и не были внятно изложены. Были ли они экономическими либо политическими – можно только гадать. Сами кураторы в своем манифесте объясняют исключение российской архитектуры (то есть – архитектуры РСФСР) из своего проекта «сознательным стремлением раскрыть архитектурные «индивидуальности в рамках империи» и ограничиться представлением об управляемом из центра архитектурном аппарате, который действовал во всех республиках посредством плановых институтов и предписанных норм».
Не вполне очевидно, как именно демонстрация достижений всех пятнадцати, а не только четырнадцати, республик могла помешать раскрытию их индивидуальностей, и насколько плодотворной и жизнеспособной была идея противопоставления центра существовавшего тогда единого государства его отдаленным территориям, но таков был выбор кураторов, на чем бы он ни был основан.
Оставив в стороне объекты, расположенные на территории сегодняшней России, австрийские исследовательницы Екатерина Шапиро-Обермаир, Александра Вахтер и Катарина Риттер отдали несколько лет своей жизни «полевым исследованиям» архитектуры советского модернизма, объездив и обходив в компании замечательного фотографа Симоны Рота (Simona Rota) территории бывшего СССР, измерив и сфотографировав исчезающие архитектурные объекты, поговорив с героями того времени и записав на видео интервью замечательных архитекторов.
По итогам путевых впечатлений был издан замечательный каталог, увлекательный, как роман, и проиллюстрированный, как подарочное издание лучшего из музеев.
Сама же выставка, в отличие от каталога, получилась, как это не удивительно после таких достижений, весьма сдержанной. Экспозиция была построена по территориальному принципу, далее подразделялась по принципу функциональному. На больших белых, изредка черных, крупноразмерных планшетах были размещены в основном черно-белые фотографии объектов советского модернизма, на каждую республику – по несколько планшетов. Некрупные фотографии, в большом количестве размещенные на одной плоскости, выглядели не слишком эффектно, а отсутствие планов, разрезов и различных ракурсов лишало зрителя возможности представить здание «в объеме».
Такая, в целом, простая экспозиция несколько разбавлялась экранами с наушниками, которые давали возможность прослушать интервью с непосредственными участниками событий, и проекторами со слайдами, несколько оживлявшими общую картину. Свою положительную роль сыграли и размещенные в нескольких витринах архивные материалы, ставшие скромным, но содержательно важным украшением выставки.
Впрочем, несмотря на сдержанный дизайн, небольшая, по сравнению с проделанной кураторами за несколько лет работой, выставка стала самой успешной в истории Венского архитектурного центра. За пять месяцев экспонирования ее посмотрели более 13 тысяч человек – был побит рекорд посещаемости за всю 20-летнюю историю Центра. На приуроченной к открытию двухдневной конференции, на которую были собраны, к чести устроителей, докладчики из всех 15 бывших республик СССР и многих европейских стран, не было ни одного свободного стула, несмотря на немалую цену за входной билет. Такой интерес на Западе к архитектуре, которую у нее на родине мало знают и еще меньше любят, выглядит поразительно, но является уже неоспоримым фактом.
Буквально через три месяца после закрытия Венской выставки открылась другая выставка, посвященная советскому модернизму – на этот раз в Стамбуле, в выставочном зале Salt Galata. Выставка получила название «Trespassing Modernities», то есть, в приблизительном переводе, «Модернизм, не признающий границ», и проходила с мая по август 2013 г. Она также сопровождалась конференцией и была очень успешной.
Кураторы стамбульской выставки – Геогр Шёльхаммер (Австрия) и Рубен Аревшатян (Армения) – принимали участие и в подготовке выставки в Вене, однако для собственного проекта избрали абсолютно иной подход.
Собственно, выставка в Salt Galata явилась заключительным этапом многолетнего исследования, начатого еще в 2004 году и получившего название «Local Modernities». Проект был посвящен исследованию проявлений поздних модернистских тенденций в архитектуре и градостроительстве в на Ближнем Востоке, в Северной Африке, странах Юго-Восточной Азии и Латинской Америке, и, конечно, в Восточной Европе и СССР.
Результатом этого глобального исследования стал вывод, что модернизм – вероятно, последняя универсальная идея в истории архитектуры – является не чем иным, как метафорой, под знаменем которой развивались различные направления.
На идее универсальности модернизма с одной стороны и многочисленности и самоценности его разнообразных направлений – с другой – базировался принцип экспонирования стамбульской выставки.
Цитирую Рубена Аревшатяна, одного из двух кураторов выставки: «Мы рассмотрели ситуацию как одно большое целое, включая и противостояния. То есть хотели понять, что обозначал советский модернизм в контексте системы. Архитектура была неотъемлемой частью системы в целом и, конечно же, рефлексировала на те идеологические и политические установки, которые исходили из центра».
На трех этажах одного из самых современных турецких выставочных пространств было представлено, наверное, максимально возможное количество лучших объектов из всех республик СССР. Использовались все возможные способы и объекты экспонирования: от старых газетных вырезок, музейных проектных калек и сохранившихся в частных и государственных архивах уникальных, никем почти ранее не виденных прекрасных авторских эскизов до фотографий, видео- и мультимедийных экранов. Удалось выставить даже несколько макетов, чему предшествовали многочисленные трудности по транспортировке и согласованию в различных ведомствах – в том числе, макет аэропорта «Звартноц» в Ереване и макет скульптуры Вадима Космачева, установленной перед библиотекой К.Маркса в Ашхабаде. Сегодня судьба и аэропорта, и библиотеки висит буквально на волоске, а это выдающиеся шедевры советского модернизма.
Собранные в одном пространстве совершенно разные объекты, представленные различными способами подачи, создали уникальную по своей целостности и единству общего впечатления экспозицию, действительно вдохновляющую, завораживающую и наводящую на множество размышлений.
Проведение такой выставки в Стамбуле – большая удача для турецкого зрителя и ценителя, и еще большая потеря – для зрителя русского и, говоря шире, бывшего советского, вне зависимости от национальности. Архитектура советского модернизма – и это становится абсолютно ясным после просмотра выставки – являет собой единый для огромных территорий культурный код, еще нами не осмысленный, но уже отчасти забытый. Пока мы постепенно утрачиваем ключи к шифру и теряем авторов, которые могут прояснить для нас обстоятельства времени и причины выбора того или иного архитектурного решения, шедевры архитектуры модернизма разрушаются без внимания и защиты. Число объектов этой эпохи, поставленных сегодня в России на государственную охрану, катастрофически мало: это московские Дворец пионеров на Воробьевых горах и Кремлевский дворец съездов.
Работа по осмыслению этого утрачиваемого наследия в России сегодня только начинается: по данной теме в Москве было проведено две научные конференции (2011 и 2013 годы) и, пока что, одна небольшая выставка в музее архитектуры (2006) под кураторством Андрея Павловича Гозака, прошедшая куда тише Венской и Стамбульской выставок и не собравшая, несмотря на свое прекрасное качество, и десятой доли от тамошнего числа посетителей.
Конференция «Советский модернизм: формы времени», организованная НИИ теории и истории архитектуры и градостроительства Российской академии архитектуры и строительных наук 21-22 ноября текущего года в Центре авангарда Еврейского музея (Москва), привлекла многих исследователей из разных стран и городов. В ней приняли участие ученые из Австрии и США, Армении и Туркменистана, Латвии и Украины, России и Белоруссии.
Было много интересных докладов, но настороженность вызывает одна особенность – почти все доклады были посвящены весьма узким темам, скорее даже, совсем небольшим сегментам знания об архитектуре советского модернизма: интересный архитектурный объект или градостроительное решение микрорайона (Руслан Мурадов о Библиотеке в Ашхабаде, Евгения Губкина о метро в Харькове, Дмитрий Задорин об экспериментальном микрорайоне в Минске, Александр Ложкин о новосибирском Академгородке), талантливый архитектор и его источники вдохновения (доклады Дениса Ромодина о В.Богданове, Алекандры Дроновой о В.Лебедеве, Павел Алешин о С.Белове и др.).
Оказалось, что исследователи советского модернизма еще не готовы к обобщениям и глобальным выводам по этой теме, что картина архитектурного стиля «советский модернизм» настолько огромна, что отделяющий нас от этой эпохи промежуток длиной в пол столетия недостаточен, чтобы посмотреть на нее отстраненно, охватить взглядом целиком. И это при том, что на Западе модернизм «второй волны» уже давно изучен, разобран и снова сложен в единый пазл.
Симптоматично, что на конференции практически не были затронуты вопросы сохранения наследия архитектуры советского модернизма (за исключением доклада Елены Гонсалес) – а ведь это сложнейшая и актуальнейшая проблема сегодня. Сохранять наследие этого периода сложно в первую очередь по той причине, что даже среди профессионалов еще не выработано понимание качественных ценностей, характеристик именно этого периода, определяющих важнейшие для сохранения объекты.
Необходима дальнейшая работа по изучению советского архитектурного наследия; срочно необходима крупная качественная выставка в Москве, а не в Вене или в Стамбуле. Выставка, которая действительно способствовала бы скорейшему включению этого наследия в широкий научный оборот. Будем надеяться, что она состоится в ближайшее время. А также будем надеяться, что окружающая нас архитектурная среда, состоящая по сей день большей частью именно из объектов 1955 – 1991 годов постройки, обретет, наконец, в нашем сознании свою истинную ценность, которой она далеко не обделена.
Cosmic Communist Constructions Photographed. – Cölln: TASHEN, 2011. – 312 р.
Советский модернизм. 1955 – 1985. – Екатеринбург: Tatlin, 2010. – 232 с..: 210 ил.