На этой ежегодной выставке мы побывали 23 марта. Раньше она проходила в Джавитц-центре в Вест-Сайде, но аренда там стала дорога для художников, и последние три года выставку проводят на 92 пирсе Гудзона, в помещении бывшего ангара, ставшего экспоцентром. У соседнего пирса под английским флагом стояла небольшая, на 13 тыс. тонн яхта известного олигарха «Эклипс». Она и стала самым примечательным российским штрихом выставки… Как и Александр Новин, актер кино и Театра наций Евгения Миронова. Он приехал в Нью-Йорк по своим кинематографическим делам, но нашел пару дней для знакомства с «Большим Яблоком». И вот он стоит в галерее выставки, не без сомнения вглядываясь в характерные ее экспонаты. Увы, я разделяю его сомнения…
Пригласил нас на выставку Алекс Фишгойт, потомственный живописец, отец которого Михаил Фишгойт был художником-постановщиком многих советских фильмов. Хотя зрителей на выставке было довольно много, в последние годы заметно снижение интереса к ней, и коллеги Алекса жалуются на то, что участие в ней не окупается. С этим связано и отсутствие россиян: раньше они всегда привозили на «Артэкспо» свои работы; в этот же раз, кажется, вовсе не прибыли — перелет не оправдывает себя. Русские стенды на выставке были, пять или шесть, работы неплохие, но они принадлежали местным, уже американским художникам.
Следует, однако, заметить, что и сами мастера виноваты в своих бедах, и не стоит винить лишь теряющие вкус к прекрасному широкие массы. Нью-йоркские ценители как раз весьма сведущи в живописи и даже избалованы этим искусством, что очевидно, если вспомнить количество здешних музеев, галерей и выставок. Выражение «Нью-Йорк — столица мира», возможно, кому-то покажется преувеличением, но утверждение «Нью-Йорк — культурная столица мира» можно считать истиной, не требующей доказательств. Нравится это или не нравится, но это так!
На «Артэкспо 2013» большая часть стендов занята вторичным, подражательным, плакатным, очень условным «искусством» в стиле Энди Уорхола; при этом произведения в основном имеют откровенно ремесленный уровень. И видимо, все дело в этом. Может быть, многим и многим служителям муз не стоило беспокоить и даже раздражать зрителей своим … дадаизмом? Или, скорее, живописной бижутерией, декорациями для оживления стен? В том числе это относится и к авторам абстрактных композиций, на которые также приходилась немалая доля выгруженных на полотно красок. Зато на выставке практически не было того реализма (не знаю, хорошо это или плохо), к которому в свое время привыкли мы, жители бывшего СССР. Его, кондового, и не жаль, но и другого, симпатичного романтического, тоже нет.
Что касается работ Алекса Фишгойта, то он создает скрупулезно выверенный, сложный, яркий, сверкающий красками «сюр» в духе Дали, хотя сам мэтр на фоне своих картин выглядит… попроще и победнее! Алекс работает в этом загадочно-замысловатом стиле не потому, что именно таким он видит наш мир (способность видеть его многоплановым и в разных ракурсах украшает творца и делает ему честь), а в чисто коммерческих целях — такие картины лучше продаются (художники должны на что-то жить и покупать краски). Можно сказать, что технически работы Фишгойта безупречны — недаром они напоминают полотна малых голландцев. Каждое произведение требует месяцев работы, но… все они несколько холодны, им свойственна отвлеченность; эти полотна не задевают душевных струн, не приковывают магией искусства, силой завораживающих образов.
Впрочем, я говорю лишь о струнах своей души; судя же по тому, что сюрреалистических произведений на выставке много, ценители этого искусства находятся и готовы платить по несколько тысяч, а то и больше долларов за картину.
Каждому свое, и я бы разочаровался в выставке (в общем — разочаровался), если бы не замечательный албанец с непроизносимым именем и японской фамилией, давно живущий в США — Ylli Haruni. Какие прелестные вещи у него! В каком стиле? Представьте себе М. Н. Ромадина, который пишет не минорные березки средней полосы, а громыхающий Нью-Йорк. Впрочем, классификаторские
измы, в конце концов, сродни терминологии патологоанатомов; живое искусство, к какому бы стилю оно не относилось, сводится к одному и главному: влечет полотно — значит, искусство. Проходишь мимо, лишь с любопытством скользнув взором, — поделка.
Харуни — талантливый художник и свободный реалист. Отлично владея техникой, он свободен в выборе стиля, хотя в принципе остается реалистом, доходя до восхитительного натурализма, но редко. Именно жизнь привлекает его, и когда он считает нужным, то покрывает сюжет размытым флером импрессионизма, передавая и подчеркивая впечатление. Если же требуется динамика и выразительность, художник прибегает к экспрессионизму, но не самодовлеюще жесткому. И всегда он романтик. Его работы будят мысли, воспоминания, чувства, они влекут к себе и долго не хотят отпускать… Работы Харуни можно найти и в Сети.
Экспозицию работ Харуни украшала его муза, изображенная почти на всех картинах, многолетняя спутница жизни Виола. Вот она много лет назад в красном платье, на высоченных каблуках задумчиво идет под дождем, укрываясь кошельком (как будто им можно укрыться?); она никуда не спешит и думает явно не о дожде. Вот она сидит, характерным роденовским, но при этом чисто дамским жестом опершись на руку, и отрешенно смотрит куда-то вдаль, во что-то свое, то ли в прошлое, то ли в будущее, то ли в несбывшееся... Она очень обрадовалась нашему интересу — здесь люди вообще на редкость доброжелательны! — и не отказалась позировать на фоне этого замечательного портрета.
Наконец, последняя картинка с выставки: юное дарование с интересом всматривается в полотно, оценивая и работу, и взрослую даму, изображенную на картине: «И я так смогу? И я такой стану?» Эту девочку — ей скоро пять — я знаю, она талантливый художник, но ее работ на «Артэкспо» пока нет, хотя Харуни с похвалой отозвался о них.