Предлагаемая вниманию читателя статья посвящена рассмотрению различий между разными христианскими паломническими потоками в Святую Землю во второй половине XIX в. и некоторым аспектам их классификации. Проведение аналитических действий подобного рода способно облегчить изучение, анализ и понимание общих и специфических свойств, признаков и качеств рассматриваемых явлений.

Как известно, со второй половины XIX в. после длительного перерыва и в масштабах, беспрецедентных со времён высокого Средневековья, начало возрождаться внешнее христианское паломничество в Святую землю. Вновь в «Святые места Востока» поехали паломники-христиане не только из Восточного Средиземноморья, Ближнего Востока и Российской империи, но и из европейских стран [4]. Подавляющее большинство исследователей, по вполне понятным причинам, уделяли и уделяют большую часть своего внимания именно внешнему паломничеству и, соответственно, в значительно меньшей степени обращали своё внимание на другую, численно преобладающую массу местных османских христианских паломников, как бы исключая их общехристианского потока вообще. Между тем, тема эта представляется весьма интересной и перспективной именно в сопоставлении специфических черт и особенностей поведения столь разных людей, формально объединённых едиными религиозными постулатами.

К сожалению, точные данные по национально-конфессиональному составу паломников в Святую землю до настоящего время отсутствуют, хотя отдельные сообщения современников и позволяют, пусть и приблизительно, получить представление о примерном соотношении пилигримов в годы, предшествовавшие рассматриваемому периоду. В частности, по данным Й.Шольца, на пасхальном праздновании 1820 г. в храме Гроба Господня присутствовало «1400 армян; 1200 греков; 30 грузин; 300 московитов; 60 коптов; 15 сирийцев; 1 абиссинец; 20 греков и армян восточных католиков; 4 маронита и 15 франков» [16, с. 230]. Также было подсчитано, что греки вместе с армянами в этот период обеспечивали ежегодно порядка 4000 паломников каждый год [15, с. 243]. Таким образом, в первые десятилетия XIX в. соотношение христиан, происходящих из османских владений (исключая спорных грузин) с прочими – россиянами и европейцами – составило 2699 к 300 и к 15, что явно указывает на очевидное доминирование османских христиан.

Итак, первый признак, по которому логично классифицировать христианских паломников этого периода – страна либо регион происхождения. Здесь всё просто: Османская империя с одной стороны, Российская империя и европейские страны с крайне малой долей американцев – с другой. Европейцы рассматриваются как относительно единая общность в силу относительного единства исторических судеб и наличествовавшему комплексу европейского триумфализма, показавшего бесспорное первенство Европы во всех значимых мировых вопросах того периода. Политически и географически Россия в тот момент выглядела (или хотела выглядеть) как своеобразная часть Европы либо как часть мира, крайне близкая Европе.

Вторая группировка – конфессиональная, согласно которой прослеживаются 3 основные группы пилигримов. Первая – потоки европейские, преимущественно католические с малой долей протестантов. Вторая – православные российские, греческо-балканские и «эллино-ромейские» османские. Третья – прочие христианские, административно подчинённые армянскому Константинопольскому патриарху: собственно армянские, коптские, грузинские, цыганские, ассирийские, албанские, якобитские, маронитские, несторианские, мелькитские и т.д. [7, с. 34, 39-41; 8, с. 176; 17, с. 253].

Третья – юридическая. Существовавший в Османской империи и основанный на нормах шариата режим контроля неисламских сообществ предполагал два статуса для христиан, различаемых по месту проживания и подданству. Первый – это местные османские христиане «зимми» («люди договора», «охраняемые») – «люди книги», пребывавшие после османского завоевания под защитой «договора о подчинении и защите» [8, с. 176]. Они находились в ведении двух основных османских миллетов: греко-православного «Рум» (millet-i Rum, Millet-i Rumiyan) и армянского (армяно-григорианского) (Millet-i Ermeniyan), включавший в себя, помимо армян-монофизитов, подавляющее большинство остальных христианских номинаций – коптов, грузин, цыган, ассирийцев, албанцев, якобитов, маронитов, несториан, мелькитов, павликиан, богомилов и т.д. и т.п. Официально возглавлялись двумя располагавшимися в Константинополе (Стамбуле) патриархами: соответственно ромейским (греческим) и армянским, каждый из которых, помимо духовного окормления своей паствы, выступал в османском государстве в виде «миллет-баши» (тур. Millet basi), который должен был обеспечить соблюдения его миллетом административного, уголовного, финансового, налогового османского законодательства [8, с. 176-177].

Второй статус – «мюстемен» (от турец. muste’men получившие «эмен» – охранную грамоту) относился к иностранцам, находившихся на османских землях с разрешения властей, которым последними даровалась защита. Они, в отличие от «зимми», не имели собственного конфессионального суда и подчинялись непосредственно османским судебным инстанциям, хотя и могли прибегать к дипломатической защите представителей своих стран [15, с. 362-364].

Всякая империя, в особенности восточная, есть не только универсальное государство, опирающееся на единую Волю и Идею, но и бережный хранитель большого количества специфических норм, деталей, обычаев и практик. В рассматриваемом случае среди «мюстемен» явным исключением, ставящем их в особое положение, значительно отличая от прочих христиан-иностранцев, были русские паломники. Их особый статус был результатом большого количества войн и, соответственно, значительного числа договоров между Российской и Османской империями, которые в итоги придали новое качество их отношениям – Бахчисарайский трактат 1681 г., Константинопольские договоры 1700 и 1729 гг., Белградский договор 1739 г. и ряд других. Большинство исследователей называют Кучюк-Карнаджийский мир 1774 г. той основой, в соответствии с которой русские «поклонники» получили возможность добираться до святых мест без уплаты обычных для прочих пилигримов сборов и платежей, что явно отличало их от прочих «мюстемен». Другим значимым обстоятельством следует полагать то, что в этот период географические границы территорий обеих империй сблизились и фактически соприкоснулись, что значительно облегчило доступ русским паломникам в Святую землю, физическую возможность их перемещения к цели своего странствования.

В отличие от русских, европейцы формально были вынуждены выполнять все требования, предъявляемые к «мюстемен» османским законодательством. В частности, довольно часто обходимая (при прямой поддержке русских дипломатов) разными способами уплата русскими паломниками сбора за обеспечение дорожной безопасности ”murur tezkiresi” резко контрастирует с обязанностью его уплаты даже бедными выходцами из Австро-Венгрии [13, с. 365]. Хотя, безусловно, политическое, культурное и финансовое влияние, а также явная военная сила европейских держав заставляла местные власти весьма осторожно и бережно взаимодействовать с европейскими паломниками.

Четвёртая важная классификационная группировка, необходимая и значимая, по мнению автора настоящего текста, – разделение христиан по степени их «традиционности». Речь идёт не о древности либо верности конфессиональных взглядов на природу и наследование тех или иных аспектов земных деяний Спасителя, а о приверженности паломников каждого из потоков старым паломническим практикам, восходящим к средневековым традициям.

Первая подгруппа данного вида классификации – местные христиане всех конфессий, подчинённые своим «миллет-баши», соответственно – константинопольским православному (ромейскому) и армяно-григорианскому патриархам. В целом, по мнению ряда современных исследователей, значительная часть обязательных периодических паломничеств и связанных с ними процедур сохранялась на протяжении всего османского правления неизменной [18, с. 30-50]. Для большинства простых христиан, замкнутых внутри своего «миллета», модификации сложившихся низовых паломнических практик происходили крайне медленно и были практически неощутимы в ходе жизни одного поколения. Поскольку Святые места перестали посещаться представителями христианских императорских династий, а главной задачей местных патриархов стало обеспечение верности подданых и безупречное выполнение возложенных на них судебных и административных функций, основной политической целью паломничества, с точки зрения конфессионально-общинного руководства, должны были стать манифестирование верноподданической позиции и демонстрация контроля над паствой со стороны «миллет-баши» (патриархов).

Вторая крупная подгруппа – европейцы всех разновидностей, чья ментальность была сформирована обществами, прошедшими целую череду разного рода преобразований различной степени социальной и мировоззренческой тектоничности – Ренессанс, Реформацию, Контрреформацию, несколько волн секуляризации разных планов, революции, падения целого ряда монархий и иных традиционных институтов. Обычаи средневекового паломничества, предполагавшего обязательным уподобление долгого пути в Святую землю пути Спасителя на Голгофу, то есть обязательность и желательность не только духовных, но и вполне физических испытаний, были во многом отставлены и забыты. Данное обстоятельство акцентировалось социальной принадлежностью большей части европейских пилигримов к числу средне- и высоковозрастных мужчин, относившихся, преимущественно, к формирующемуся среднему классу, отнюдь не жаждавших пройти дополнительные испытания, помимо долгого и финансово дорогого пути [4; 12, с. 133-134; 14].

Третья подгруппа – русские паломники, принадлежали к непрерывной на протяжении нескольких веков активной и своеобразной русской паломнической традиции, не только сохранившей, но и, зачастую, многократно усилившей свойственную европейскому раннему и высокому Средневековью специфику христианского странничества. Их действия, зачастую ставившие в тупик европейцев, османских свидетелей и образованных соотечественников, были в значительной степени продиктованы сложившимся в течение веков очевидным стремлением избегать лёгких путей к местам поклонения в самом широком смысле этого слова как «греховных» [1, с. 347; 2; 3, с. 43-45, 145-147; 6; 10; 11, с. 312-314]. Подобные настроения усугублялись явной социальной принадлежностью подавляющего большинства русских «молельщиков» к непривилегированным сословиям, преимущественно к крестьянам, крайне консервативным и даже архаичным в своих взглядах и нормах поведения [9; 13, с. 361-367; 14, с. 27-76, 135-306].

Применение описанных параметров классификации позволяет подтвердить существование не менее трёх основных частей общего потока христианских паломников в Святую землю и определить каждый из них собственной совокупностью значимых признаков. Первая, крупнейшая и наиболее разнообразная, группа – разноконфессиональные местные христиане, духовно и административно подчинённые и контролируемые константинопольскими православным и армяно-грегорианским патриархами, четко и очевидно встроенные в местную же османскую милеттную систему.

Вторая, бурно растущая при поддержке государственных учреждений и Императорского Православного Палестинского Общества – российская, основанная, преимущественно, на традициях, обычаях и ценностях, восходящих к архаичной христианской паломнической традиции, усиленной оригинальными русскими нормами и обрядами, и состоящая, в основном, из экономически не самых успешных, хотя и максимально духовно нацеленных социальных слоев российского общества.

Третья, условная «европейская», немногочисленная, но постепенно растущая, формировалась из европейских христиан новой паломнической традиции (преимущественно экономически состоятельных мужчин среднего и старшего возрастов), максимально ориентированной на оптимизацию этого вида деятельности в экономической и логистической сфере. Впоследствии эта традиция стала основой явления, получившего в профильной литературе название «религиозный туризм».

ЛИТЕРАТУРА

© Майоров А.А., текст, 2025
Статья поступила в редакцию 13.05.2025.
Публикуется в авторской редакции.
Открыть PDF-файл

Наверх