Статья «Экспедиция к тувинцам в Китай, Россию и Монголию в 2012 г.: предварительный отчет»
[2] написана российским этнологом М.В.Монгуш и опубликована в Бюллетене Национального музея этнологии (выпуск 38, № 1, 2013) в Осаке. Этот отчет является результатом международной экспедиции к тувинцам – национальному меньшинству в Китае, России и Монголии – которая проводилась летом 2012 года японским Национальным музеем этнологии (Minpaku). Кроме М.В.Монгуш, ведущего научного сотрудника Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С.Лихачева, в экспедиции приняли участие японские, китайские и монгольские ученые. Статья дополняет результаты предыдущих этнологических исследований М.В.Монгуш и ее обобщающей монографии «Один народ: три судьбы»
[1], которая была и остается первым фундаментальным исследованием по этнической истории тувинцев и их современному положению.
М.В.Монгуш уделяет внимание особенностям тувинских этнических групп, пребывающих в статусе национальных меньшинств в трех странах – России, Китае и Монголии. Главной целью экспедиции было исследование вопроса политического и культурного существования тувинцев как малых этнических групп в контексте их взаимодействия с другими соседними народами – монголами, казахами, русскими, китайцами и другими; освещение проблемы влияния окружающих народов на их экономическую жизнь, быт и культуру; выявление основных тенденций в функционировании языка, этнического самосознания, этно-демографическом и этно-культурном развитии российских, монгольских и китайских тувинцев; раскрытие характера взаимодействия с национальным большинством в каждой стране и отражение специфики адаптации тувинцев к условиям российской, монгольской и китайской государственности
[2, c.37].
В статье представлены три группы тувинского населения, сосредоточенные в китайском Синьцзяне, в Тоджинском районе Республики Тува и в монгольском Цэнгэле; кратко рассмотрены проблемы их численности, статуса, идентичности, экономической, социальной и языковой ситуации. Во всех трех странах тувинцы признаны национальными меньшинствами, но подавляющая их часть проживает на территории Российской Федерации, где они имеют национально-территориальную государственность Республика Тува, в то время как в соседнем Китае и Монголии они этого статуса не имеют
[2, c.37].
При анализе объекта исследования – оленеводов в Республике Тува – примечательным является то, что М.В.Монгуш рассматривает их как небольшую этническую группу внутри тувинского этноса. По мнению многих российских и зарубежных исследователей, тувинцы-тоджинцы с исторической, культурной и этнической точек зрения ближе к другим группам, живущим в восточных Саянах, чем к тувинцам, проживающим в центральной, западной и южной степной зоне Тувы, хотя в бытовом сознании они воспринимаются как часть тувинского этноса
[2, c.44]. Поэтому М.В.Монгуш смогла рассмотреть их наравне с небольшими тувинскими группами Монголии и Китая, тех, кого в российской исследовательской традиции обычно называют «зарубежными» (не российскими) тувинцами
[2, c.37].
Зная, что большинство тувинского населения Китая живет в районах Хаба и Бурчин Казахской автономной провинции, исследователи посетили в них населенные пункты: Ханас, Хом, Адыг-Дфт и Ала-Хаак. В Монголии полевые исследования велись среди тувинцев, живущих в сумоне Цэнгэл Баян-Улэгэйского аймака
[2, c.50]. Одним из наиболее важных моментов стал тот факт, что М.В.Монгуш смогла сравнить социальное обустройство, сохранение культурных традиций и языковых навыков тувинцев в Китае, Монголии и России сначала в 1993 году, а затем в 2012 году. В предыдущем и новом исследованиях актуальными остаются проблемы сохранения родного языка и понимание тувинцами своей идентичности.
Во время полевых исследований М.В.Монгуш наблюдала несколько изменений, характерных для каждого конкретного региона. Отличительными особенностями для китайских тувинцев являются, с одной стороны, снижение уровня владения родным языком из-за возрастающего влияния и доминирования китайского языка, а также увеличение количества межэтнических браков, которые, по наблюдениям автора, двадцать лет назад были не характерны для них; с другой стороны, изменение традиционного уклада под влиянием экономической ситуации и маргинализации культурных традиций в целях развития туристического бизнеса. В отличие от китайских, тувинцы Монголии, живущие в сумоне Цэнгэл, значительно лучше владеют тувинским языком и проблема сохранения родного языка перед ними не стоит так остро
[2, c.21]. Применительно к оленеводам Тоджи М.В.Монгуш отмечает проблему государственной защиты их исконной среды обитания, а также их традиционного образа жизни и средств к существованию; она выявляет серьезную проблему китайской экспансии, которая касается использования природных ресурсов Тоджинского региона Республика Тува.
М.В.Монгуш делает следующие выводы: во-первых, живя долгое время в смешанной этнической среде, тувинцы вынуждены были смешиваться с другими народами, принимать их языки и культуру. Это привело к естественному процессу их частичной ассимиляции. Однако, несмотря на это, они все еще продолжают сохранять такие важные компоненты этничности, как родной язык, этническое самосознание и некоторые особенности традиционной культуры, что позволяет им идентифицировать себя как тувинцев. Во-вторых, межэтническая интеграция без объединения характерна для большинства групп тувинского населения. Этот процесс наиболее заметен в Монголии и Китае, где культурное и экономическое взаимодействие между разными народами является основным условием решения национальных проблем
[2, с.56].
Эта статья особенно рекомендуется для этнологов, антропологов и лингвистов, которые собирают данные для своих будущих исследований, и кроме того, она может быть важной при подготовке книг по истории для образовательных учреждений.
Один народ: три судьбы. Тувинцы России, Монголии и Китая в сравнительном контексте // Senri Ethnological Reports, 91. – Osaka: National Museum of Ethnology, 2010. – 358 с.
Expedition to the Tuvans in China, Russia, and Mongolia in 2012: A Preliminary Report. // Bulletin of the National Museum of Ethnology 38(1), – Osaka: 2013. – P. 35-62.
M.A. «Central Asien Studies» (Берн, Швейцария),